Баллада о неизвестном городе

  • Автор темы DeletedUser30782
  • Дата начала

DeletedUser30782

Гость
Баллада о неизвестном городе

История, которую я хочу вам рассказать, дошла до меня вместе со странным пергаментным свитком, что передал мне на смертном одре мой дед. К тому времени мой несчастный отец уже два года как покинул сей бренный мир, отдав жизнь во время штурма крепости Ле Мо, последнего оплота вероотступников принца Жоффруа. Он служил в роте чёрных гвардейцев капитана дель Роблеса и шёл на приступ в рядах первой колонны. От самого капитана я получил письмо, в котором он вместе со мной скорбел об этой утрате и предлагал принять участие в устройстве моей собственной судьбы. Посланец капитана передал мне и старинный перстень с удивительным камнем. Перстень стал последним приветом моего родителя, странно, но ранее он никогда не показывал мне его и никогда не рассказывал, что является обладателем такого чуда. Огранённый искусной рукой неведомого ювелира, камень в этом перстне являл собой самое удивительное создание Господа, которое мне доводилось видеть на своём веку. В зависимости от времени суток камень волшебным образом был способен изменять свой цвет, очаровывая этими чудесными превращениями счастливого обладателя сокровища. Если на заре камень радовал глаз нежной синевой карбункула, то к полудню грани его уже начинали сиять солнечным светом золотого гелиодора, а под вечер он становился кроваво-красным, как чистейший корунд, добытый в копях далёкой Арики.
С тех пор я не расставался с последним даром моего погибшего отца.
Своё небогатое наследство я принял в одиночестве, потому что моя добрая матушка давно покоилась в родовом склепе нашего поместья в баронате Валлё. Она стала одной из множества несчастных жертв бубонной чумы, этого проклятья, коим Господь наш покарал нерадивых рабов своих за недостаток благочестия и отсутствие усердия в поддержании устоев государства.
Пергаментный свиток, переданный мне дедом, истончился от ветхости, и вязь старинного письма местами становилась совершенно неразборчива. Сначала мне показалось, что он являет собой один из тех манускриптов, что составляли священники церковных орденов, призванные описывать деяния сильных мира сего. Я полагал, что пергамент поведает мне о славных битвах и подвигах отважных рыцарей, о штурме крепостных стен и грозном рокоте военных барабанов, о нескончаемых рядах панцирной пехоты, идущей на приступ непокорного города и о могучем герцоге, собравшем под своими штандартами сотни верных вассалов.
Но оказалось, что это история совсем не о ратных подвигах, хотя и им в ней нашлось место.
Оказалось, что это история о людях, судьбы которых причудливым образом переплелись в тот жестокий век во время событий трагических и не оставляющих надежды на счастливый исход.
Судьба сделала их врагами и поставила по разные стороны ратного поля, усеянного телами павших воинов и залитого кровью недавнего сражения. Случись иначе - и они никогда бы не встретились, и тогда бы не было этого рассказа.
Помимо древнего свитка досталась мне от деда и толстая тетрадь в переплёте из телячьей кожи наподобие тех, что служат для записей ростовщикам и бакалейщикам. В ней я нашёл странные заметки, проливающие свет на многие недосказанные обстоятельства истории, изложенной рукой очевидца на ветхом пергаменте. Долгие ночи я провёл над изучением этих записей под треск свечей в залитом воском канделябре. Я узнал, что мой прадед сам был непосредственным участником и очевидцем событий, о которых и поведал в старинном свитке. Позже некоторые из представителей нашего родового древа Валлё приложили немало усилий, чтобы дополнить историю рассказами прочих персон, имеющих к ней отношение. Плоды этих усилий и содержались на пожелтевших страницах книги.
Из рукописей я узнал о события нескольких дней одного из множества военных походов, коими так богата история нашего королевства. Несмотря на все старания моей родни, некоторое обстоятельства тех событий так и остались загадкой как для них, так и для меня.
И теперь я хочу поделиться с вами тем, что известно мне, ибо вряд ли кто-либо из ныне живущих сможет добавить хоть слово к тому, что уже было сказано.
 

DeletedUser30782

Гость
Баллада о неизвестном городе (2)

В то холодное лето одна из армий регента Робзака двинулись на север, чтобы разгромить остатки некогда могучего королевства. Дороги были размыты бесконечными дождями, казалось, сама природа ополчилась на этот поход и делала всё возможное, чтобы воспрепятствовать грядущему кровопролитию. Колонны пехоты с трудом выдирали ноги из непролазной грязи, обозы отставали, а кавалерия уходила в глубокие рейды, без жалости опустошая попадавшиеся на пути деревеньки в поисках фуража для лошадей и провианта для солдатских желудков.
Головной отряд составляли секироносцы кавалера Ома. Вооружённые фальчионами и устрашающего вида «вороньими клювами», они пользовались репутацией сущих головорезов и даже среди наёмного сброда южных провинций нашлось бы немного охотников затевать с ними свару из-за добычи или женщин. Сам же благородный кавалер Ом, жестоко страдающий в походе по причине отсутствия приличествующей его вкусам кухни, не уставал потчевать знакомых дворян рассказами о великолепных пирах, которыми славилось его родовое поместье. Эти рассказы благородный кавалер перемежал замысловатыми проклятиями, кои адресовал врагам регента и святой церкви, из-за которых он вынужден отказывать себе в достойном обеде.
Вместе с бароном Валлё участником этого похода был и юный граф Мерсисайк, чей знаменитый отец прославил свой герб во время ужасного сражения под стенами Вексселя. Тогда юный граф впервые командовал отрядом поместных ландскнехтов и только чудом избежал гибели на поле брани. В нынешний поход он отправился, повинуясь родительскому настоянию, как и должно почтительному сыну, чтящему родовую честь и отцовскую волю. Надо сказать, что у наследника рода Мерсисайков была и иная причина, чтобы устремиться прочь из отчего дома. Что касается этой причины, то юный граф скорее дал бы отсечь себе правую руку, чем проронил бы хоть слово об истинных мотивах своего стремления поскорее покинуть родные стены. Но по той печальной задумчивости, что с завидным постоянством осеняла чело юноши, человек, обладающий житейским опытом, мог бы сделать вывод о разбитом сердце и несбывшихся надеждах.
В двигавшейся вдоль дороги колонне взгляд разбирающегося в военном ремесле наблюдателя сразу определил бы меченосцев из Кельцбурга по их кирасам с жёлтым крестом Биндари, следом, закинув за спины двухклинковые глефы и круглые щиты, шагала лёгкая пехота корпуса Евгения Плетини. По дорожной грязи тащились армейские повозки, запряжённые битюками и фургоны армейских маркитантов колыхались рваными пологами вровень с золотыми штандартами имперской гвардии. Вдоль левой обочины на рысях уходила вперёд рота тяжёлых кирасиров со значками регента Робзака на панцирных пластинах. Сырые комья земли с пучками вырванной травы летели из-под копыт и грязные водяные брызги достигали арбалетчиков, которые как раз остановились, чтобы выровнять ряды и дождаться отставших. Стрелки из ленного владения Вельзе служили за золото и не платили податей, каковая привилегия была дарована им ныне усопшим эрцгерцогом Вигом за беспримерное мужество в битве при Техсане. Эрцгерцог не забыл доброй службы вельзейских добровольцев и не скрывал, что лишь благодаря им он получил во владение приорат Западных областей, тем самым удвоив поступления в оскудевшую за время десятилетней войны казну.
Максимилиан де Валлё, барон Моргенштерн не раз оставлял свои владения, чтобы выступить в поход по зову регента и делал это с той же готовностью, с коей ранее отзывался на призывы эрцгерцога Вига скрестить оружие во славу возрождения империи. Но ни титул, дарованный ему сюзереном, ни приумножение родовых земель, ни воинская слава не могли избавить барона от врождённого уродства, ставшего настоящим проклятием для обладателя столь достойного имени. Максимилиан де Валлё был горбат от рождения и в росте едва ли не уступал десятилетнему ребёнку. Лицо барона отличалось малоподвижностью, казалось, он носит маску, олицетворяющую насмешку природы над человеческим существом. Горб служил постоянной мишенью для жестоких шуток со стороны досужих острословов, которые вдоволь поупражнялись, высмеивая уродство его обладателя. Так, некий пустозвон утверждал, что кровать барона имеет специальное отверстие для горба, чтобы сей достойный дворянин мог без помех отдыхать, лёжа на спине. Говорили также, что уродец за раз может осушить половину ганзейской пивной бочки, а затем не пить десять дней. При этом он не испытывает жажды, так как горб питает хозяина влагой наподобие бурдюка, как это водится у верблюдов. Епископ же Парвизский в одной из своих проповедей назвал уродство барона Моргенштерна знаком Господа, посредством коего указуется на тяжкие прегрешения рода Валлё перед святыми заповедями. Епископ был недалёк от истины, многим была известна воистину звериная жестокость барона, способная наполнить ужасом даже самое мужественное сердце. Однажды он одним взмахом гранёного лезвия эстока снёс сразу две головы – матери и её годовалого сына, которого она держала на руках. Вина простолюдинки была лишь в том, что она недостаточно быстро ответила на вопрос барона о местоположении постоялого двора. Возможно, слухи преувеличивали злодеяния Моргенштерна, но им охотно верили, ибо отталкивающая наружность барона легко сочеталась в умах людей с образом исчадия ада, способного на самое чудовищное преступление.
Сейчас Максимилиан де Валлё сидел на походном стуле и ждал, пока нерасторопные слуги накроют к ужину. Его лицо, как обычно, не выражало ничего кроме презрения ко всему сущему, весь его облик являл собой отвратительную смесь несовершенства человеческой плоти и чёрствости человеческой души. Он смотрел на дорогу, по которой как раз проходил отряд панцирной пехоты из Гафлинга. Вымокшие под недавним дождём пехотинцы были угрюмы и озлоблены тяжёлым переходом, над строем висела брань, а трёхгранные острия гвизарм с устрашающими крючьями будто грозили самому небу неотвратимым возмездием. Юный капитан пехотинцев, встретившись глазами с неподвижным взглядом барона, запнулся на полуслове и пригнулся в седле. Почти в смятении он дал шенкеля жеребцу и помчался вдоль колонны своих солдат. За всё золото мира он не посмел бы обернуться и сквозь панцирь тройной ковки ощущал лопатками тяжёлый взгляд горбуна, хотя тот уже не смотрел в его сторону.

Продолжение следует.
 

DeletedUser30782

Гость
Баллада о неизвестном городе (3)

К исходу недели армия разбила лагерь, ожидая растянувшиеся обозы и по неизвестной причине застрявшие в провинции Барастир подкрепления. Рядом с бивуаками тёмной стеной стоял лес, раскисшая от дождей дорога выгибалась вдоль крестьянских полей, засеянных горохом и грисбургским просом. В половине дня пути к западу обнаружилась деревенька в три двора, нищая и уже разорённая отступавшим отрядом северных повстанцев. Подвешенный за ногу виллан, хрипя и отхаркивая кровь из разбитого рта, бормотал что-то про оброк в два куля полбы с ягнёнком и вместо ответов на вопросы лишь косноязычно жаловался на скудость урожаев. В крестьянской хижине не нашлось ничего съестного кроме серой краюхи хлеба из суржи и миски варёной репы, во дворе солдаты свернули головы двум тощим курицам и зарезали годовалого хряка.
В лесу передовые дозоры наткнулись на несколько проезжих троп, по которым простолюдины гоняли скот с выпасов и вывозили брёвна с делянки. Убогую смолокурню на лесной опушке сожгли дотла после того как здесь попал в засаду разъезд лёгкой кавалерии. Несколько арбалетных стрел вылетели из-за ветхой ограды и одна из них вошла прямо под адамово яблоко задремавшего в седле капрала. Разведчики не приняли боя и на рысях ушли в сторону лагеря. Когда рота меченосцев господина Лежу, прикрывшись щитами, приблизилась к опасному месту, стало ясно, что нападавшие не стали дожидаться справедливого возмездия и скрылись в лесной чащобе. Рядом с треснувшим котлом для варки смолы солдаты подобрали рваный кожаный подшлемник, а в покосившемся сарае валялись забытые кем-то оловянная фляга и лютня с обломанным грифом.
Последующие два дня прошли без заметных происшествий и не доставили ни беспокойства, ни свежих новостей.
Наступил вечер, в лагере поменялся караул и цепь арбалетчиков, повинуясь отрывистой команде капитана, рассыпалась по опушке, чтобы в случае нужды отразить внезапное нападение. Отряд конных разведчиков готовился выступить в ночной рейд и сейчас лазутчики седлали коней, подтягивали подпруги и проверяли добротность работы полкового кузнеца, клявшегося мощами святого Люко, что поставленные им подковы прослужат вплоть до славного дня совершеннолетия инфанта. Командир разведки зашвырнул в кусты обглоданную баранью кость и вдел ногу в стремя. Это был не первый его рейд и не первая его война. В жилах сержанта текла кровь простолюдина, он так и не выучился грамоте и знание двух псалмов Святого писания почитал для себя верхом учёности. Тринадцати лет от роду он, закинув за спину тощую котомку, вышел он за порог родительской хибары, чтобы уже больше никогда не вернуться обратно. Старик-отец так и не простил своего отпрыска за то, что тот с лёгкостью променял крестьянскую соху на посох бродяги и вплоть до могилы не сказал о блудном сыне ни единого доброго слова. В тот же год мальчишка прибился к армейскому обозу принца Троя, к имени коего людская молва именно в те годы присовокупила прозвище Безумец. Тогда принц лишь начинал свой кровавый поход, призванный вновь объединить разрозненные земли под гербом династии Бравелингов и в его армии едва насчитывалось пять тысяч всадников. С тех пор минуло почти полвека, прыщавый же недоросль превратился в покрытого шрамами и сединами сурового ветерана. Он прошёл многими военными дорогами, смерть была его постоянной спутницей, вид мертвецов давно не трогал его сердца, а совершённые убийства не тревожили совесть. Странно, он так давно покинул родной очаг, но через многие сражения и беды он пронёс воспоминание о тёплой краюхе хлеба, что сунула напоследок заплаканная мать и его по сию пору в сновидениях преследовал прощальный взгляд отца, отстранённый и пугающий, каким тот ранее никогда не смотрел на сына.
Теперь старый служака шёл на север уже под стягами регента и привычно делал свою работу, ибо лишь война в её откровенном и отвратительном обличье была его ремеслом. Война насыщала его желудок, давала кров и возможность потратить пару талеров на вино и девок. Рукопись не сохранила имени сержанта, но и он сыграл свою роль в нашей истории, приблизив своим участием неотвратимую развязку.

Продолжение следует
 
Последнее редактирование модератором:

Bear

Комьюнити менеджер
Член команды
Комьюнити менеджер
Оценка реакций
1.033
Верх